Наверное, многим нынешние события во Франции напомнили про 1968 год. Конечно, французская традиция устроения бунтов в столице имеет гораздо более древнюю традицию, однако понятно, что они гораздо менее задукоментированы. (Особенно визуально.) Ну, и разумеется, 1968 год – это, все-таки, современность. (Скажем, при сравнении с Коммуной 1871.) Так что в постоянном уподоблении «этих» событий «тем» нет ничего удивительного…
Тем не менее, между сегодняшними выступлениями и «Красным маем» есть и более глубокая связь – относящаяся не только к форме одежды и способам столкновения с полицией. (Кстати, на порядки более «мирным», нежели в позапрошлом столетии, когда по баррикадам восставших стреляли не только из ружей, но и из пушек, а число убитых считали на десятки тысяч.) Речь идет о том, что нынешние протесты – равно, как и те, что были полвека назад – являются протестами, по умолчанию, «общегражданскими», лишенными какой-либо классовой подоплеки. Нет, конечно, «неявно» можно сказать, что тут идет противостояние большей части французского общества и пресловутых «олигархов» - но сути это не изменит.
Поскольку, что такое «большая часть общества» и что такое «олигархи»? Пролетарии и буржуа? (Или иные антагонистически настроенные классы или слои.) Понятно, что нет – в состав «народа» входит немало тех, кто реально относится не только к мелкобуржуазным слоям, но может быть рассмотрен даже, как «низшая часть» предпринимателей. Более того, тот же современный протест, направленный против «экологического» повышения цен на бензин, в реальности поддерживает и значительная часть крупной буржуазии. (Прекрасно понимающей, что данная идея «экологической перезагрузки» принесет прибыль вовсе не им.) Подобное положение оказывается очень важным для понимания динамики данного конфликта – а так же для понимания динамики уже описанного «зеленого поворота», должного (по идее поддерживающих его людей) открыть новый этап развития капиталистического общества.
* * *
О последнем, собственно, я уже писал в прошлом посте – поэтому повторяться не буду. Отмечу только то, что в 1968 году так же существовал некий подобный момент, связанный с известной идеей создания того, что сейчас принято именовать «Европейским Союзом». Т.е., превращению Европы в некую силу, способную противостоять американской капиталистической гегемонии. Напомню, что именно эта концепция была основной для администрации Де-Голля, не только выведшего Францию из членства в НАТО, но и начавшего активный диалог с ФРГ. (И это тогда, когда практически все еще помнили немецкую оккупацию.) Для французского лидера это выглядело, как реальная возможность «собрать» Европу вокруг своей страны – при том, что основные ее соперники (Германия и Британия) были сильно ослаблены.
Вот только для французов подобная тяга к гегемонии оказалась совершенно ненужной. В том смысле, что проводимая голлистами политика, направленная на усиление французской промышленности, армии и государственности выглядела весьма мало связанной с положением обычного человека. Оказалось, что в условиях невозможности проведения активной колониальной политики и политики «неэквивалентного обмена»
– что определялось наличием СССР и «Советской тени» - реальный «плюшки» от сильного государства не сильно перевешивают создаваемые им проблемы. (Разумеется, в долговременном плане это не так – но долговременные преимущества обывателем не замечаются.) В итоге в стране начало зреть недовольство проводимой политикой, в конечном итоге и выразившееся в упомянутом «Красном мае». (Который на самом деле не ограничивался одними студенческими выступлениями – а представлял собой совокупность возмущений самых различных слоев. Начиная с рабочих и заканчивая государственными служащими.)
Кстати, именно поэтому Де-Голль и вынужден был уйти в отставку – его отправили туда не столько студенты со своими смешными лозунгами и «картонными» баррикадами – а осознание того, что его политика потеряла всякую поддержку населения. И что любые попытки «силового решения» данного вопроса неизбежно приведут к еще более серьезным последствиям. (По крайней мере, именно так казалось из 1968 года) Поэтому никаких боевых пуль или, не дай бог, артиллерии, против восставших применено не было – полиция ограничилась «стандартными» нелетальными средствами разгона. (Как, впрочем, и везде в послевоенное время – по причинам, уже не раз разобранным и связанным с «тенью СССР».) Которые против уверенной в своей правоте молодежи оказались бессильными.
* * *
То есть – основной характеристикой «Парижской весны» был, во-первых, относительно низкий уровень эскалации насилия. (Т.е., никто реальных боев на улицах не вел.) А, во-вторых, тот момент, что реально и интересы протестующих, и интересы противостоящей им власти были крайне размытыми. В том смысле, что мало кто мог сформулировать прямо то, что он хочет. Нет, конечно, были и экономические требования, вроде «40-60-1000». (Т.е., 40-часовая рабочая неделя, пенсия в 60 лет, минимальный оклад в 1000 франков.) Однако тон восстания задавали не они – а указанная неясная концепция сопротивления идее «сделать Францию снова великой». Причем, как уже говорилось, мало кто понимал: почему «сделать Францию великой» - это плохо. В том смысле, что понятия империализма, неэквивалентного обмена, а уж тем более – классовой борьбы – во французском обществе отсутствовали. (А без них понять «нехорошесть» проводимой политики было невозможно.)
В итоге, несмотря на, казалось бы, «сокрушающую победу», реальные результаты данной «революции» оказались более, чем скромными. В частности, отказ от активной внешней политики при сохранении капитализма не принес французам особого облегчения – если не сказать наоборот. Например, вытекающая их этого отказа поддержка «общеевропейского тренда» на воссоединение Германии привела к том, что последняя стала гегемоном в Европе. (Со всеми вытекающими последствиями.) И сформировавшийся в конечном итоге Евросоюз стал именно «германским проектом» (а точнее – «американо-германским проектом»), в котором роль Парижа оказалась много ниже, нежели Берлина или пресловутого Брюсселя. (Местонахождения проамериканских «европейских властей».) Более того, большая часть «общеевропейских нововведений» в подобной «Единой Европе» однозначно привели к ухудшению положения французских граждан. (Это, скажем, относится к уже помянутой «зеленой истерии», концепции «поддержки стран Восточной Европы», приведшей к вливанию в последнюю денег европейских налогоплательщиков, или, например, нынешней «темы с мигрантами».)
То есть, можно сказать прямо: общегражданское возмущение, вошедшее в историю, как «Красный май», в конечном итоге закончилось поражением. (Несмотря на формальную победу, выраженную в отставке Де-Голля и удовлетворением ряда требований той же молодежи.) И реально указанный год стал именно годом конца «десятилетий свободы» - времени, начавшегося после Первой Мировой войны, и ознаменованного непрерывным ростом числа гражданских и экономических свобод, доступных «низшим классам». Разумеется, после 1968 года определенная часть процессов еще шла по инерции – скажем, реальная зарплата стала падать только в конце 1970 годов – но это было именно инерционное движение. Реально же мир «повернул на реакцию», в конечном итоге приведшую к победе неолиберальной идее, росту капиталистической эксплуатации, усилению империалистических тенденций, и, в конечном итоге, к возникновению серьезной угрозы новой Мировой войны.
* * *
Разумеется, тут сразу стоит сказать, что не стоит вешать вину за все это на участников «Красного мая» - хотя некоторые из его руководителей (Кон-Бендит, Андрэ Глюксманн) впоследствии и оказались в стане самых отъявленных реакционеров. На самом деле, причины поражения «Парижской весны» - а точнее, Великой Метареволюции, начавшейся в 1917 году (частью которой и были события в Париже) – гораздо сложнее. (Впрочем, как уже говорилось, речь стоит вести не о поражении – а лишь о временных трудностях процесса, о приостановлении движения вперед. Но тут это не важно.) Но определенные выводы из случившегося стоит сделать обязательно. Особенно обратив внимание на уже помянутый «общегражданский» характер данного выступления, так и не перешедшего в классовый. (В отличие от реально победивших революций.)
Впрочем, разумеется, обо всем этом стоит говорить отдельно. Тут же, завершая вышесказанное, и одновременно, возвращаясь к тому, с чего начали, стоит сказать только то, что это может быть отнесено и ко всем последующим протестам. В том числе, и к нынешнему – поскольку очевидно, что отменять «зеленую истерию» никто пока не собирается. (Да и не может в связи с невозможностью альтернативы – по крайней мере, до Мировой войны.) Так что порадоваться за французов в том плане, что они получили небольшую «отсрочку» повышения цен, конечно, можно – но сути оно не изменит. (И даже гипотетическая отставка Макрона тут мало что решит.)
* * *
Юрий Алексеевич Гагарин погиб 27 марта 1968 года, во время выполнения тренировочного полета на самолете МИГ-15УТИ под деревней Новоселово. Наверное, в мире, где господствует уверенность в наличии неких «тайных знаков», которым Высшие Силы указывают людям свою волю, это событие получило бы признание «ключевого» для всей последующей истории. Ведь оно, по сути, было потрясающе символично: человек, впервые в истории покинувший Землю и облетевший ее на первой космической скорости, разбился на учебно-тренировочном самолете, выполняя действия, более чем обычные для пилота. (А Юрий Алексеевич был по профессии именно пилотом.) Более того, делая это не один – а с опытным летчиком-инструктором В.С. Серегиным – то есть, совершал он то, что совершали тысячи курсантов по всей стране. (Не пилотов даже – а курсантов!) И погиб! Не на войне, не на испытаниях новой техники – а в совершенно рядовой, наверное даже, в слишком рядовой ситуации…
Наверное, не надо тут говорить, что его судьба тут практически один в один предвосхитила судьбу всей советской державы. Государства, открывшего человечеству путь в Космос, выдержавшему тяжелейшую войну и не менее тяжелое послевоенное восстановление, и ставшей, в конечном итоге определяющим фактором для всего мира. Однако именно после этого, когда «внешняя обстановка» была самой оптимальной за всю не только советскую, но и российскую историю – скажем, полностью отсутствовала угроза нападения извне - да и «внутренние проблемы» были на порядок меньше, нежели ранее – так вот, именно в это время начавшего движение к самой страшной в своей истории Катастрофе…
* * *
Но, разумеется, нормальный человек во все эти «Высшие силы» и «таинственные знаки» не верит – поэтому мы не будем вдаваться тут в излишние аналогии, и просто отметим тот факт, что 1968 год действительно был богат на переломные события. Точнее сказать, «богатым» была вся вторая половина 1960 годов (условно 1966-1970), в течение которого человечество, по сути, сделало те самые «выборы», которые и определили облик современного мира. Скажем, именно подобным «выбором» были уже помянутые события «Красного мая» - знаменитые столкновения между студентами и полицией в Париже, приведшие к отставке де Голля и отказу от политики построения «франкоориентированной Европы». Правда, о том, что в данном случае «выбиралось», будет сказано несколько позднее. Пока же следует сказать несколько о другом – о том, что парижские «молодежные бунты» были тогда далеко не единственными.
Вторая половина 1960 годов сама по себе была «временем бунтов». Бунтовала молодежь США – против войны во Вьетнаме. Молодежные выступления сотрясали Западную Германию, Италию, Бельгию и другие западные страны. Впрочем, для «незападных» дело обстояло еще интереснее – в том смысле, что указанный период был характерен продолжение начавшихся в прошлое десятилетие антиколониальных выступлений, вершиной которых стала война во Вьетнаме. Наконец, крайне разрекламированные сегодня события в Чехословакии… Впрочем, стоп! Вот тут сразу стоит сделать крайне важное – я бы сказал даже, фундаментальное – замечание. В том смысле, что как раз чехословацкие события считать «молодежными бунтами» стоит очень условно. А точнее – вообще не стоит, поскольку все процессы в данной стране происходили, будучи инициированными… чешским же «начальством».
Недаром вся «бодяга» в Чехословацкой Республике началась с избрания первым секретарём ЦК КПЧ Александра Дубчека. Который практически открыто объявил о начале буржуазных реформ – т.е., сделал ровно то, что сделали руководители всех остальных социалистических стран где-то лет через двадцать. Причем, последствия решений Дубчека были примерно такими же, как в период «бархатных революций»: скажем, произошла резкая активизация националистических и клерикальных настроений в обществе. То есть – когда говорят о «неожиданной» победе националистических идей в постсоветском мире, то, разумеется, лукавят: на самом деле, это было очевидно еще во время «Пражской весны». Впрочем, нет – именно национализм, плавно переходящий в фашизм, был присущ вообще всем «антисоциалистическим» выступлениям, начиная с событий в Венгрии 1956 года. И в реальности практически все особенности периода «бархатных революций» прекрасно «предугадывались» еще в конце 1960 годов. Поэтому пресловутое оправдание постсоветской интеллигенции о том, что в постсоветское время все пошло не так, как она ожидала – вроде того: «о нет, мы желали не начала массовой резни, а лишь свободы печати и вероисповедания» – могут трактоваться лишь как полное неумение работать с информацией. Ну, или как банальная ложь – в том смысле, что все прекрасно понимали: что и как будет – но надеялись оказаться в стане «режущих», а не наоборот…
* * *
Впрочем, это будет уже слишком большое отступление от заданной темы. Поэтому вернемся к нашему 1968 году, отметив только то, что между «антикапиталистическими» и «антисоциалистическими» выступлениями и бунтами было очень серьезное отличие в виде отношения к национализму. (А по сути – и к нацизму, т.к. практика показала, что очень многие радикальные «борцы к коммунизмом» на «респектабельном буржуазном национализме» останавливаться не собираются.) Впрочем, нет – указанное противостояние, все же, стоит отметить, как фундаментальное, как один из вариантов уже описанных «выборов». Который, впрочем, был совершен гораздо позднее. Поскольку, к чести людей 1960, стоит указать, что для них национализм, а уж тем более, нацизм, выглядел гораздо менее привлекательным, нежели для обитателей 1988 или 2018 года. (Наверное, потому, что многие люди того времени еще помнили реальные итоги господства данной идеологии.)
Однако была в данном понимании и одна «нехорошая» тонкость. В том смысле, что саму идеологию фашизма, конечно, осуждали, но вот причины, приведшие к его появлению и распространению на половину европейских государств, к великому сожалению, уже начали забывать. В том смысле, что в 1960 годы никто – включая самых радикальных борцов за мир и сторонников национального, социального и гендерного равенства – практически не вспоминал о самой главной причине любых вариантов угнетения и войн. А именно – о частной собственности на средства производства и следующего из нее отчуждения и разделения людей. Эта тема казалась давно прошедшей –она отсылала к казавшимся тогда еще великими, но давно уже прошедшими временам, когда «простой человек» никак не был защищен от произвола крупных собственников. Ко временам, когда в восставших рабочих стреляли из ружей и пушек – и никому среди «верхушки» общества подобное положение не казалось сколь либо странным. (Ну, в самом деле, рабочие – это низшая часть общества, они должны трудиться в поте лица ради того, чтобы давать возможность существовать истинным «титанам духа».)
Так вот – к середине 1960 все это давно уже стало историей – включая даже фашистские режимы 1930-1940 годов. Начавшиеся после войны «Золотые десятилетия» с их непрерывным научно-техническим и экономическим ростом сделали свое дело. А именно – обеспечили создание того, что можно назвать «безопасным обществом»: т.е., мир, в котором витальные потребности практически всех людей оказываются гарантированно обеспеченными. Да, речь тут шла исключительно о развитых странах – в развивающихся, как уже было сказано, происходили совершенно иные процессы. (Впрочем, и там снижение колониального гнета приводило к определенному повышению уровня жизни. Кроме того, активное «соперничество сверхдержав» вело не только к ускоренному развитию науки и техники, приводящем к резкому повышению производительности труда; и не только к улучшению социальной защищенности населения т.н. «развитых стран», выразившееся в построении там т.н. «вэлфер-стейт». Но и в начале активного «вливания» средств в указанные государства в надежде на «перетягивание» их в свой лагерь.)
* * *
В общем, прогресс казался неостановимым, а имеющиеся социальные гарантии и возможность получить работу – «естественным состоянием» общества. (К последнему даже «протестантскую этику» сумели «присобачить»: дескать, нормальный человек должен работать. В том смысле, что многие молодые люди, поняв невозможность голодной смерти, начали недоумевать: а зачем это надо?) Собственно, именно указанный факт и определил главную особенность выступлений того времени. (Имеется в виду, конечно же, выступлений прогрессивной направленности – к «антикоммунистическим» событиям, как уже было сказано, инспирированным руководством ряда социалистических стран, это не относится.) Которые должны были «доломать» существующую систему угнетения, ликвидировав сохраняющиеся подсистемы расового, социального, национального и гендерного неравноправия. Т.е., сделать мир менее отчужденным.
Но при этом, разумеется, совершенно не учитывая базиса всего последнего – который оказался скрыт пресловутым вэлфером, социал-демократией и воздействием «советской тени». Итог данного действа, разумеется, оказался очень печальным – в том смысле, что вся это действительно активная борьба стала обычным «выпусканием пара в свисток». Поэтому очень скоро – после того, как воздействие «советской тени» спало – начался обратный процесс, в конечном итоге, приведший к идущему ныне свертыванию социальных завоеваний. Причем, началось это уже в конце 1970 годов – через десять лет после описанного. Когда вместо эпохи бунтов и поиска способа обрести свободу от отчужденного труда наступила эпоха «рейганомики», «тетчеризма» и прочих реакционных идей. Между прочим, приведшая к первому послевоенному ухудшению жизни трудящихся. (Именно с конца 1970 годов реальная зарплата трудящихся впервые начала падать.)
В общем, оказалось, что без «внешнего воздействия» (в виде не раз уже помянутой «тени») вся эта борьба за свободу, равенство и прогресс рассыпается, как карточный домик. (И это тогда, когда к реальному воздействию со стороны капитала – той самой стрельбы боевыми патронами – последний еще не прибегал.) И что в реальности 1968 год оказался не временем «социальных бурь», должных снести замшелую систему мирового угнетения – как это думалось тогда – а чем-то совершенно иным. Но, разумеется, обо всем этом будет сказано уже в следующей части. (Кстати, и к Гагарину мы там тоже вернемся.)
* * *
Итак, что же случилось в 1968 году – а точнее, во второй половине 1960 годов – такого, что, по сути, полностью перевернуло человеческую историю? «Сломав» то великое восхождение к новому типу общества, которое было начато за полвека до этого? Ведь никаких видимых причин для подобного изменения видно не было – скорее наоборот, мир находился в очевидном предчувствии будущих перемен. Он бурлил переменами, кипел переменами, наливался переменами к лучшему, должными, как казалось тогда, произойти вот-вот. Что проявлялось, например, в тех же упомянутых в прошлом посте молодежных выступлениях, практически везде проходящих под левыми лозунгами, зовущих к некоему «прекрасному далеко». (В котором будут все равны – от женщин до негров – не будет отчуждения и отупляющего бессмысленного труда и все будут заниматься свободным творчеством и свободной же любовью.)
Впрочем, и в «неполитических» областях творилось нечто подобное. Все «старые», «добрые» и «надежные» вещи неожиданно стали ужасной архаикой, достойной лишь помещения в музе . То, что было модно в 1955 году – в 1960 уже казалось ужасным «отстоем». Причем, это касалось не только костюмов и мелодий, но и продуктов «высоких технологий». Автомобили 1955 года выпуска в 1965 выглядели так, будто бы их «достали» из прошлого века. Скорость полета самолетов увеличилась более, чем в два раза, а полет на Луну из разряда приключенческой литературы перешел в разряд реально осуществляемых проектов. В общем, никогда до того – да и никогда после этого – человек не жил в таком быстро, а главное, положительно меняющемся мире. Нет, конечно, встречались иногда «неприятности» – причем, порой довольно крупные, вроде Корейской или Вьетнамской войн для тех же США. Об их империалистической сущности –т.е., об направленности на убийство невинных людей из-за пресловутых экономических или политических интересов – пока умолчим. Однако отметим, что по сравнению с тем, что было совсем недавно – в период Первой и Второй Мировых войн – эти события выглядели довольно скромно. (Но при этом даже они – как было сказано выше – встречали яростное сопротивление со стороны масс. Что значительно «охлаждало» претензии ястребов – и уменьшало возможность их эскалации.)
* * *
В общем, мир жил прекрасной жизнью, в которой перемены к лучшему были неизбежны, текущее состояние выглядело весьма неплохо, и даже прошлое казалось вполне «приличным» путем, приведшем к текущему состоянию. Причем, это касалось практически всех – и СССР, и т.н. «развитых стран», и даже пресловутый «Третий мир», только что успешно «надравший задницу» разного рода колонизаторам –и начавший после этого устанавливать с ними «взаимовыгодные контакты». (В рамках которых новоявленной «туземной элите» начали перепадать немалые «плюшки», еще недавно немыслимые.) И лишь немногие консерваторы вкупе с клерикалами выглядели чужими на этом празднике жизни – они и представить не могли, что через несколько десятилетий именно их представления станут мейнстримом. А весь текущий мейнстрим – начиная с полетов на Луну и заканчивая свободными сексуальными отношениями – окажется в разряде «пережитков прошлого». (Если кто думает, что со свободой секса сейчас лучше, нежели с лунной программой, то пускай вспомнит про идущую сейчас кампанию борьбы против «харрасмента». )
Но это, разумеется, будет уже потом. А пока стоит сказать, что именно это ощущение безграничной свободы и возможности решать любые поставленные проблемы и стоит назвать «духом 1960 годов». Кстати, наиболее ярко это выражено… в знаменитой повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу».
(На самом деле, последнее неудивительно – так как уже не раз говорилось, что именно СССР был и источником данного «духа» и его самым ярким проявлением. А самым «ярким» представлением этого «духа» в СССР была наука.) Где герои-ученые прямо названы магами – т.е., существами, изначально всемогущими. А «обычный» советский НИИ показан прямо-таки сосредоточением мировой силы, где всесильные герои разнообразных мифов и легенд (начиная с джиннов и заканчивая гекатонхейрами) находятся в подчинении младших научных сотрудников. Впрочем, последние по словам авторов «умели превращать воду в вино, и каждый из них не затруднился бы накормить пятью хлебами тысячу человек» - т.е. обретали однозначно признаки всемогущих сил. Правда, при этом подчинялись бюрократу Камнеедову и терпели мерзавца Выбегаллу – но и это казалось временным, ведь в середине 1960 «бюрократы и мерзавцы» уже не внушали никакого страха, скорее наоборот…
Однако, собственно, именно это самое ощущение, этот самый «дух» (Zeitgeist) 1960 годов и стал одним из оснований для последующих неудач. Да, именно так – как бы странным не показалась подобная идея нашим современникам. Поскольку та колоссальная вера в свои возможности и в то, что все будет хорошо и еще лучше, в реальности была основана на крайне противоречивой, неоднозначной и неочевидной ситуации, сложившейся тогда. Когда, с одной стороны, указанное «всемогущество» было очевидным результатом колоссальной работы, сделанной за несколько десятилетий до того. А с другой – результаты этой работы проявились слишком резко, слишком нелинейно, дав ошибочное представление о том, что «предки шестидесятников» работали по какой-то причине слишком малорезультативно по сравнению ними самими.
* * *
«У нас» эта особенность проявилась в известном явлении «антисталинизма», в определенной мере распространенного среди интеллигенции (причем, как раз вокруг той, что жила в «мире Понедельника»), и выражающейся в том, что недавнее прошлое воспринималось не то, чтобы полностью в «черном свете», но с известной отстраненностью. Обычно это явление, кстати, путают с хрущевской «десталинизацией» - что является ошибкой. Поскольку хрущевская «десталинизация» представляла собой явление, во-первых, «верхушечное», а во вторых, локальное. (Т.е., затрагивающее только небольшой круг «причастных» в одной стране.) В то время, как «раскол» между «поколением 1960», живущем свободой и творчеством, и «поколением 1920-40», якобы привыкшему к насилию и подавлению, проявился по всему миру. В США не было «доклада Хрущева» - но там так же «дети» считали своих отцов конформистами и догматиками, и так же не признавали их ценностей.
Впрочем, это были еще цветочки. «Ягодки» состояли в том, что указанное «поколение шестидесятников» совершенно логично считало, что та легкость, с которой оно решает стоящие перед ним вопросы, связано исключительно с его свойствами. (Еще раз: пресловутые «маги» Стругацких.) А не со сложным проявлением социальной динамики, для которой не существует «линейного возвышения», а напротив, характерны крайне неочевидные процессы с высоким уровнем«гистерезиса». В результате, помимо указанного «отрицания прошлого», эти самые люди оказались неготовыми к очередному «порогу», около которого трудности резко возрастали, а результаты резко падали. Разумеется, с точки зрения истории этот «порог» не значил ничего особенного: обычное состояние, значившее, что надо сцепить зубы и продолжать борьбу, раз за разом штурмую кажущуюся неприступной «вершину». (Научную, техническую, политическую, социальную и т.д. – ведь, в любом случае, непобедимых вершин не существует.) Собственно, «предки» так и делали – достигая своих результатов.
Но «маги», неожиданно поняв, что их волшебство недействительно, оказались в ситуации, когда обрушилась сама их картина мира, основная идея, согласно которой они, с их творческими способностями и человеколюбием, представляют собой «высшую фазу человечества». Причем, это касалось и советских интеллигентов, неожиданно столкнувшихся с советской же бюрократией и начальством. (По той причине, что дальнейшая реализация их идей требовала перестроения мира с привычных иерархических систем на новые, основанные на иных принципах.) Но это касалось и «шестидесятников» несоветского образца – тех самых западных борцов за разные «свободы». Которые так же натолкнулись на определенный барьер – в том смысле, что их «борьба за свободу» неожиданно подошла к барьеру, за которым начиналась альфа и омега капиталистического общества: «частная собственность». И для того, чтобы дальше продолжать борьбу, требовалось затронуть именно ее – с соответствующей реакцией «хозяев мира».
* * *
На самом деле, конечно, ничего страшного тут не было – в конце концов, вся классовая борьба предшествующих времен шла именно около этого понятия. Однако резкое «увеличение ставок» оказалось для «героев» 1960 годов довольно неожиданным – и они не смогли справиться с этим. В том смысле, что многие были просто куплены «хозяевами» - пристроены на «хлебные должности», или иные «высокооплачиваемые места», причем, с сохранением лица, как это произошло с тем же Кон-Бендитом. Они стали «модными» - читай, печатаемыми – писателями, философами, музыкантами, вошедшими в мировую элиту и имеющими возможность завтракать с королями и президентами. (Которых еще недавно искренне ненавидели.) Другие же ушли в «астрал» - занялись поиском «духовных смыслов», «нездешних путей» и т.п. вещами, не запрещаемыми уголовным кодексом и не наказываемыми государством.
Наконец, основная масса «бунтующей молодежи» просто вернулась к «честной мещанской жизни», завело себе семью и постоянную работу, и решила, что все, что надо – уже достигнуто. (Да, известная ирония судьбы – именно этих самых «успокоившихся» сейчас лишают пенсий путем повышения пенсионного возраста и т.п. вещей. Как говориться: если хочешь быть бараном – не забывай, что баранов стригут! А порой – и режут.) В любом случае оказалось, что, при всех своих действительных преимуществах, люди указанного времени имеют и существенный недостаток в плане настойчивости в достижении своих целей. Который, по сути и привел к их поражению, и к началу смены «вектора развития» на «вектор деградации» для человечества. (А вот их противники из числа уже помянутых религиозных фундаменталистов и прочих консерваторов, как можно догадаться, отсутствием указанной настойчивости не обладали – и поэтому они прекрасно дожили до своего триумфа.)
В общем, оказалось, что «постоянные» (относительно) победы на самом деле создают такие же серьезные проблемы, что и постоянные поражения. Поскольку, при всей своей благости, они вполне могут привести к тому, что человек потеряет возможность бороться с неизменными трудностями. А трудности и проблемы всегда будут – даже тогда, когда кажется, что человечество вышло на «финишную прямую» и движется напрямик в счастливое будущее, ведь это неизменное свойство сложных нелинейных систем. Кстати, эта же «нелинейность» дает и очевидную надежду для нас, поскольку именно она не позволяет «линейно откатываться» в случае, казалось бы, непрерывной цепи поражений. Так что не все так просто. Однако в будущем данную особенность всегда стоит иметь в виду…
* * *
И, наконец, завершая тему, стоит снова вспомнить о Гагарине. Который, как уже говорилось, 1968 году погиб в 1968, совершая тренировочный полет – и тем самым закрыл эпоху «космического оптимизма». (Кстати, многие отмечают, что именно с известием о гибели Юрия Сергеевича у них в душе произошел «перелом», ставший завершение «эпохи 1960 годов».) Поскольку его судьба, разумеется, не является «тайным знаком» человечеству от неких «высших сил», показывающим на завершение «восходящего тренда». Однако, при этом имеет прямое отношение к описанной особенности мироощущения «шестидесятников» и их дальнейшей жизни. В том смысле, что прекрасно показала, что любые победы – символом которых и был Гагарин – рано или поздно, но «заканчиваются», требуя новых усилий для великой борьбы с энтропией. И – что самое главное тут – оградить себя от данного изменения, как пытались оградить Юрия Алексеевича, не допуская его к полетам – невозможно.
Поскольку неведомое, на каждом шагу - то, мировая энтропия всегда будет "лезть" в любые человеческие дела. А значит, всегда, даже в самом лучшем мире, будут жертвы, проблемы и тому подобные вещи - поэтому надо жить, прекрасно осознавая этот факт...
Комментариев нет:
Отправить комментарий