В прошлых постах, посвященных ситуации в современном российском левом движении, я неоднократно упоминал тот факт, что последнее чуть ли не полностью находится под властью мифов. (В смысле, неких моделей реальности, не имеющих с этой реальностью практически ничего общего.) В том смысле, что большая часть поднимаемых им проблем – скажем, уже помянутые «расколы» - имеет малое отношение к тому, что действительно необходимо людям. Ну, а реальные проблемы при этом – таковые, как, скажем, повышение пенсионного возраста, демонтаж здравоохранительной системы, распад системы образования – вызывают гораздо меньшую реакцию. Впрочем, то же самое можно сказать и про общество в целом. Причем, про общество не только «сегодняшнего дня» - но, наверное, последних сорока лет.
На самом деле, я уже неоднократно поднимал эту тему – то есть, затрагивал вопрос катастрофической «мифологизации» общественного сознания, произошедшего в самые последние году существования СССР. Впрочем, касается это не только советского – а затем и постсоветского – пространства, но практически всего «цивилизованного мира». Но об этом будет сказано отдельно. Тут же можно указать, прежде всего, на то, что данная «мифологизация» касалась очень хорошо проявилась в 1980 годах в виде распространения мистических, оккультных и религиозных представлений, буквально «затопивших» советское культурное и информационное пространство. (Что было прямо предсказано Иваном Ефремовым в середине 1960 годов – о чем еще будет сказано.) Кстати, забавно, что данное направление указано, как «модное» еще в фильме «Любовь и голуби», поставленном по пьесе 1981 года. (Т.е., оно сформировалось еще до перестройки в период самого, что ни на есть кондового «застоя».) Впрочем, в конце десятилетия эзотерика перестала быть даже модой – став единственно возможным «пространством мышления». (В это время, скорее, смешным выглядел тот, кто придерживался «устаревшего» материализма.)
На указанном фоне нынешний «расцвет религии», который так любят поминать некоторые «левые», выглядит довольно жалким подобием того буйства антиматириализма, и на самом деле выступает лишь «сходящей ветвью» процессов 1980/1990 годов. (Причем, еще раз укажу, что это «буйство» формировалось практически безо всякой государственной поддержки – скорее наоборот, где-то до 1988 года государство пыталось поддерживать материализм, но безуспешно.) Ну, и самое главное: как можно легко догадаться, это самое увлечение мистицизмом и религией – не единственное, а главное – не самое серьезное проявление указанной «общественной болезни». Поскольку практически в тот же период времени происходило распространение гораздо более опасных «моделей реальности», не имеющих к этой реальности никакого отношения.
Да, речь идет о том самом «либерализме», который был тогда мейстримомСвернуть
. (Да и сейчас он остается основанием господствующей идеологии.) Впрочем, точнее называть эту самую «идею» - а вернее, именно модель существующего мира, на основании которой люди принимают решения – надо не «либерализмом», а антисоветизмом. Поскольку первичным в ней было именно отрицание советских представлений, всего того, что было привычно до данного периода – а уж затем, на основании этого самого отрицания, шло признание либеральных представлений Мизеса, фон Хайека и т.п. деятелей. Тем более, что обыкновенно – имеется в виду обыкновенно в то время – этот самый «либерализм» тесным образом переплетался с пресловутым «традиционализмом» и любовью к «России, которую мы потеряли». Разделение на «либералов» и «патриотов» (а так же, на «патриотов» и «консерваторов») наступило уже потом – а тогда, в конце 1980 годов, актуальным было принятие практически всего, что хоть как-то противоречило «советскому официозу».
* * *
О данной особенности – т.е., уже не раз помянутой первичности отрицания советского – будет сказано несколько позднее. Сейчас же хочется напомнить о том, какое в свое время было замечательное явление – «позднеперестроечные митинги». На которые собирался настоящий паноптикум: скажем, пресловутые «неформалы» соседствовали там с некими «религиозными людьми» (кстати, не совсем понимавшими, к какой религии они относятся), борцы за «разрушенную большевиками нравственность» стояли рядом со сторонниками гомосексуализма, а «противники привилегий номенклатуры» - с теми, кто сожалел о невозможности иметь легальные богатства. Это потом они будут готовы вцепиться друг другу в глотки – но тогда казалось важным только одно: главное, чтобы «не совок». То же самое происходило на всех уровнях – скажем, в газетах печатали статьи, где восхваляли безработицу (!) и повышение цен (!). (Не помню – говорил ли кто тогда об отмене пенсий. Вполне возможно, что были и такие.) И никто не возмущался – скорее, наоборот.
Забавно на этом фоне было то, что при этом реальные «высокие цены», которые были у тех же «кооператоров», возмущали народ вполне конкретно. То же самое касалось и самих «кооператоров», отношение к которым было далеко не любезным - при том, что о неких абстрактных «бизнесменах» и «хозяевах» говорилось тогда исключительно в благожелательном тоне. (Т.е., считалось, что «нынешние деловые люди» - это неправильные «деловые люди». А вот те, которые будут в «хорошем обществе», окажутся совершенно иными.) Ну и разумеется, стоит сказать, что подобное отношение ко всем явлениям окружающей жизни вовсе не закончилось с Перестройкой. А напротив, продолжалось очень и очень долго – по большому счету, оно сохраняется до сих пор. (Скажем, на той же Украине «майдан» стоял именно за то, чтобы «плохих» чиновников и бизнесменов поменять на «хороших».) Хотя давно уже стало понятным, что ничего полезного изо всех этих попыток «жить как не в совке» не выйдет.
Впрочем, нет. Реально для многих жизнь если не стала лучше – последнее применимо лишь к 20% населения страны – то, по крайней мере, не ухудшилась значительно. В том смысле, что, конечно, 1990 годы нанесли большинству непоправимый материальный ущерб, уничтожив все сбережения и погрузив на несколько лет в крайнюю бедность. Но, во-первых, это была именно бедность (пускай и крайняя) – а не нищета, поскольку физическому существованию «постсоветских бедняков» угрозы не было. (Почему – будет сказано чуть ниже.) Ну, а во-вторых – изменение экономической конъюнктуры и «стабилизации» российского капитализма привело к наступлению относительно сытых «нулевых». Того самого «путинского потребительского рая», бывшего для большинства населения, конечно, не столь эффектным, как для столичной интеллигенции. Но, все-таки, позволившим получить хоть какую-то надежду на будущее.
В результате чего вплоть до самого последнего времени можно было сказать, что критических угроз жизни человека даже в современном постсоветском обществе нет. Впрочем, это относится и к целому обществу в целом. В том смысле, что даже 1990 годы, когда реальная способность России к отражению внешних и внутренних угроз была около нуля, она смогла «пройти» без критических потерь. В смысле – не развалилась, не потеряла независимость и не скатилась в варварство. Причина этого – то есть, сохранения и «личной» и «общественной» жизни – состоит, разумеется, в том огромном запасе прочности, что была заложена в созданных СССР «больших системах». Начиная с сетей ЖКХ – способных просуществовать более четверти века без капитального ремонта – и заканчивая запасом здоровья, вложенным советской системой здравоохранения и воспитания в людей. Ну, и разумеется, не стоит забывать об огромной производственной системе – в том числе, и той, что относится к т.н. «топливно-энергетическому комплексу». Иначе говоря – к разведанным и освоенным месторождениям нефти и газа, которые стали главным основанием для «нового русского бизнеса». (Более того – даже новые месторождения и их технологическое обеспечение могут появляться лишь благодаря сделанным в СССР задаткам.)
* * *
Собственно, в существовании этой самой «скрытой» массы вещей, позволяющих до сих пор существовать большей части постсоветского пространства (включая самую главную его часть – РФ) – и кроется тот механизм, что до сих пор дает возможность «мифологическому мышлению» занимать ведущее место в жизни. Речь идет о способности указанной системы «прощать» людям даже вопиющее несоответствия их представлений реальности. Как, например, это было в 1990 годы – когда массовое внедрение «либерально-капиталистических» моделей привело к почти полной остановке народного хозяйства. Но именно – к почти полной. Реального коллапса – то есть, разрушения страны – как уже говорилось, не произошло. Кстати, указанная «доброта мира» - то есть, способность его не замечать грубейшие ошибки – на самом деле является аномальной в истории. (Обычно «валились» от менее серьезных вещей – скажем, сравнивая ту же Российскую Империю 1900 годов и Россию 1990, приходишь к мысли, что руководство первой было гораздо более адекватным. Хотя, разумеется, недостаточно адекватным реальности.)
Впрочем, об этом я уже не раз писал – поэтому останавливаться тут не буду. Отмечу только еще раз, что данное положение прекрасно показывает: миф в приведенном смысле может господствовать только тогда, когда от его верности мало что зависит в судьбе принимающих его людей. Какая разница в том, является ли молния стрелами, кидаемыми Перуном, или явлением природы в случае, когда от нее невозможно защититься. (А чтобы защититься – нужно изобрести молниеотвод, что, в свою очередь, возможно лишь тогда, когда имеется теория электричества. ) Так же и в позднем СССР для большинства людей не было особой разницы: управляет ли их судьбой «сложение звезд», некие всемогущие божества, или же объективные законы природы. Более того, божества или духи тут выглядели даже удобнее, с ними можно иметь хоть гипотетическую возможность «коммуникации». С законами же не поговоришь.
Правда, знание законов дает, в принципе, возможность воздействия на реальность, если только… Но о том, что стоит за «если только», и вообще, о тех причинах, что привели к победе «мифологического взгляда на мир» в противовес материалистическому, будет сказано в следующей части.
ЧАСТЬ II
Итак, «мифологическая реальность» может – как было сказано в прошлом посте – успешно существовать только в условиях «избыточной устойчивости». То есть – тогда, когда существует возможность демпфировать любые ошибки, совершаемые на основании представлений, основанных на этой самой реальности. Т.е. миф в данном случае – это именно модель существующего мира, имеющая значительные расхождения с последним. (В связи с несовершенством моделирования.) Кстати, все «классические» мифы – т.е. миропредставления народов на определенном этапе развития – в значительной части под это определение прекрасно попадают. (И да – их существование так же основывается на указанном эффекте. В том смысле, что все эти сложные космогонические и онтологические системы вместе с множеством ритуалов и жрецов могли существовать только тогда, когда традиционное крестьянское хозяйство обеспечивало достаточно ресурсов.)
Поэтому можно сказать, что необходимым условием существования «мифологического представления» в позднем СССР выступает то самое «безопасное общество», о котором уже столько всего было сказано. Но только необходимым – для того, чтобы оно полностью захватило общественное сознание, одного чувства безопасности недостаточно. Собственно, именно поэтому само по себе «безопасное общество» ни в коем случае не является «злом» - т.е., явлением, ведущим к деградации – как это полагают некоторые сторонники «аскетизма». Более того, именно достижение указанного состояния выступает необходимым для обеспечения фундаментального «броска вперед» - к более совершенной общественной системе. Но одновременно с этим – в полном соответствии с законами диалектики – оно открывает возможность для страшного падения при определенных условиях.
А именно – при условиях того, что данное общество и его члены не будут иметь некий общепринятый проект будущего развития. Поскольку, будучи лишенное «естественного механизма» убирания ошибочных путей – в виде убирания личностей и систем, эти пути выбравших – подобное социальное устройство неизбежно приводит к накоплению энтропии. Более того, поскольку «мифологическое миропонимание» на короткой дистанции всегда выгоднее, нежели понимание «материалистическое», то с огромной долей вероятности будет выбираться именно оно. Причем, чем дальше – тем сильнее, так как «мифологическая картина мира» по определению упрощена. Ну, в самом деле: намного легче принести в жертву животное (или, даже, человека) для того, чтобы вызвать дождь, нежели заниматься устройством систем ирригации. Или – если вести речь о совсем недавнем времени – намного проще «создать условия для повышения экономической активности», нежели проводить модернизацию народного хозяйства. (Как там сказали сторонники Либермана Косыгину: «наша реформа будет иметь стоимость бумаги, на которой она напечатана». А «противостоящий» им проект ОГАС Глушкова требовал миллиардных инвестиций.)
* * *
Таким образом, можно сказать, что основной проблемой позднесоветского общества, приведшего для него к полной «потере реальности», послужило именно отсутствие стремления к дальнейшему развитию. Тот самый «застой», о котором так много было чего сказано. Впрочем, указанная мысль так же не является какой-либо тайной: о том, что основная проблема после 1960 годов состояла в том, что советское общество стало слишком консервативным, говорили многие еще в указанный период. (Собственно, понимание того, что и образование «серой зоны», и рост иерархичности советского общества, и даже скрытая инфляция представляет собой следствие именно указанного момента, было очевидно многим.) Более того: пресловутая «Перестройка» - приведшая впоследствии к развалу страны – начиналась именно под лозунгами «обеспечения нового проекта развития». Закончилась же, как известно, на совершенно противоположной «ноте» - в том смысле, что все решения, принимаемые «перестройщиками», вели к неминуемой деградации. Впоследствии указанная особенность породил самый известный миф «постсоветского периода» – а именно, идею о том, что Перестройка была начата именно с целью развала страны. Однако при внимательном рассмотрении данного явления становится понятным, что речь стоит вести не о планомерном и сознательном разрушении, а именно о «работе» в условиях критического непонимания действительности.
Впрочем, подробно рассматривать Перестройку надо отдельно. Тут же стоит лишь отметить, что ее начало прекрасно показывает сам факт понимания необходимости «нового проекта», но одновременно с этим, процесс ее протекания является лучшей иллюстрацией того, почему позднесоветское общество было обречено. Почему оно не смогло вырваться из той ловушки, в которой находилось на начало 1980 годов. На это указывает самый главный момент «перестроечного процесса» - на который, однако мало кто обращает внимание. А именно – речь идет о том, что само понятие Перестройки изначально должно было означать… технологическую перестройку промышленности, новый виток модернизации. Он даже был назван «ускорением», и предполагал введение самых передовых технологий. (Скажем, планировалось массовое внедрение «гибкого автоматизированного производства», т.е., ГАП. ГАП – это то, что сейчас любят показывать всякие фанаты «прогресса» - вроде Фритцморгена - в качестве утверждения о том, что «настоящее время есть время развития». Хотя реально, в «железе» все это существовало еще лет сорок назад – более того, охватывая гораздо большие области.)
Однако буквально через несколько месяцев после начала «ускорения» стало понятным, что не все с ним идет гладко. А точнее – наоборот. И речь тут шла даже не о том, что данная модернизация для своей реализации требовала значительных средств и людских ресурсов – на самом деле, их можно было бы найти. В конце концов, потери СССР от реальной Перестройки – начиная с антиалкогольной компании и заканчивая либерализацией внешней торговли – были на порядок больше, нежели все гипотетические затраты на «новую индустриализацию. Гораздо важнее было тут то, что значительная часть советской экономики оказалась буквальным образом «немодернизирумой» или «трудномодернизируемой» - по крайней мере, за более-менее конечное время. Дело в том, что это производство было т.н. «массовым» - т.е., рассчитанным на выпуск огромного числа однотипной продукции с низкой себестоимостью.
* * *
Данный тип производства оказывался очень эффективным в плане экономики (т.е. в плане обеспечения государства дешевой и качественной продукцией)– однако имел околонулевую способность к изменению. Точнее сказать – эта способность была, но требовала колоссальных вложений, что было нормальным на том же Западе – откуда подобная система и была перенята – поскольку там это «отбивалось» за счет возможного захвата рынка. (Точнее сказать, тогда было нормальным – впоследствии Запад пришел к тем же проблемам. Но об этом надо говорить отдельно.) В СССР же рынка, как такового, не было – и возможность для предприятий обеспечить себе локальный успех, выбросив всех конкурентов, отсутствовала. (И за счет того, что сам объем продаж был на порядок меньше, и за счет того, что не было возможность «уничтожения оппонентов».) Поэтому предприятия, построенные «один раз», должны были функционировать до полного исчерпания срока службы.
И это не говоря уж о том, что создание новых предприятий было затруднительным из-за все возраставшей стоимости оборудования. Скажем, именно поэтому в СССР оказалось крайне тяжелым поддержание «микроэлектронной гонки» - т.е., развертывание предприятий по производству микросхем на уровне Запада. Поскольку господствующая тогда технология требовала серий в десятки миллионов ИС, как минимум – поскольку именно тогда производство становилось экономически рентабельным. С соответствующим уровнем технологических вложений. Понятно, что для нашей же страны подобная трата средств выглядела нерациональной – а ведь, помимо микроэлектроники подобное массовое производство существовало в огромном числе областей. В результате чего внедрение микроэлектроники СОЗНАТЕЛЬНО подторамаживалось – что, в целом, не было чем-то страшным. (Поскольку те задачи, которые она должна была решать, успешно решались иными способами.) Однако ничего хорошего, конечно же, не несло.
В общем, оказалось, что так просто начать «новый проект» - то есть, начать модернизировать производственный комплекс так же, как это делалось на «предыдущих итерациях» - оказалось невозможным. (Поскольку требуемые вложения в него были бы на порядки выше, нежели в 1950-1960, а уж тем более – в 1920-1930 годах.) А значит – ничего не оставалось, как дальше поддерживать «гомеостатическое равновесие» периода застоя. С единственной возможностью достичь столь желательных изменений – попытаться сделать это в «мифологическом пространстве». (Что и делалось: т.е., пытались «повысить активность масс», «развить экономическую инициативу» и т.д. – с одним условием: не затрагивать технологический базис.) Ну, и разумеется, заканчивалось одним и тем же: полным провалом и дальнейшим сползанием к катастрофе.
* * *
В общем, круг замкнулся – от идеи о победе «мифологического сознания» в позднем СССР мы перешли к пониманию его основ, состоящих в том, что массовое индустриальное производство, ставшее господствующим во время «предыдущей индустриализации» 1950-1960 годов, оказалось неспособным к созданию «новых проектов». (То есть – новых индустриализаций.) Что буквально «автоматически» приводило к появлению пресловутого «застоя» - а через него к торжеству «мифологичности», победе Перестройки, как разрушительного процесса, и наконец – гибели страны. Впрочем, нет – как уже говорилось на этом указанный «путь» еще не закончился – упомянутое господство мифологии сохраняется до сих пор, собирая обильную «жатву» в виде бесконечного числа «абсолютно неверных решений». Причем, не только на территории нашей страны, и не только в виде экономических проблем.
А основа этого – в указанном, совершенно материальном и почти «железном» основании кризиса индустриализма. Того самого типа производства, что господствует до сих пор, несмотря на все заявления о его кончине. (И да – все концепции о пресловутых «технологических укладах» и т.п. вещах – на самом деле представляют собой те же самые мифы, к реальному производству имеющие весьма условное отношение.) Хотя – как это не странно прозвучит – именно СССР фактически нашел путь, способный указанный кризис преодолеть. Но не преодолел. (О всех остальных же тут даже говорить нет смысла – после гибели СССР они не имеют никакой возможности это сделать.) Но, разумеется, это тема уже совершенно иного разговора…
Комментариев нет:
Отправить комментарий