Мы часто думаем о Канаде как о стране иммигрантов; она полна удачливых людей, которые бежали из их ужасных стран, чтобы поселиться на новой красивой земле. Мы почти никогда не думаем об иммиграции как результате принудительного изгнания. Вообще-то мы почти никогда не говорим “изгнание”, заменяя это слово гораздо более прохладным словом “диаспора”. Многие канадские еврейские семьи сейчас почти ничего не знают о странах, из которых приехали их предки, поскольку те зачастую просто не хотели травмировать их с историями из своего ужасного прошлого.
Иммиграция сама по себе часто - выбор меньшего зла, но когда дело доходит до писателей и поэтов, она почти всегда приводит к трагедии.
Недавно в Торонто приезжал Михаил Барышников, чтобы в театре Elgin Winter Garden показать свой спектакль одного актера, созданный на основе поэзии лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского. Когда 70-летний Барышников, вероятно самый выдающийся современный художник - артист балета, читает и танцует стихи Бродского о безнадежности, страхе и неизбежной смерти, нельзя не почувствовать боль Бродского.
Михаил Барышников в спектакле Бродский/Барышников. Со сцены, вживую или в записи, звучат избранные стихи Иосифа Бродского конца 50-х годов. (JANIS DEINATS)
Бродский умер трагически молодым от сердечной недостаточности, бывшей, вероятно последствием жизни в блокадном Ленинграде в 1942-м, высылки в Якутск в 1960-х и изгнания из Советского Союза в 1972-м, без права на возвращение, даже на похороны родителей в 1980-х.
В Соединенных Штатах Бродский стал преподавателем вуза и плодовитым писателем, но его стихи – глубокие, мрачные, сложные – очень много теряют в переводе. Бродский не мог стать английским поэтом, потому что, как однажды отметил Эдвард Саид - для поэтов - изгнание это смерть без милосердия смерти. Он имел в виду смерть голоса поэта или смерть поэта как пророка.
Бродский и Барышников стали друзьями после того, как они оба уехали из Советского Союза. Барышников бежал в 1974 г., когда его театр был на гастролях в Торонто, а Бродский уехал в 1972-м, когда ему дали на выбор: или вернуться в тюрьму или покинуть страну. Он никогда больше не возвращался – ни когда он получил Нобелевскую премию в 1987-м, ни после 1991 года, когда рухнул Советский Союз разрушился, ни даже смерти (его вдова отказалась хоронить его в России, потому что Бродский испытывал двойственные чувства по отношению к месту своего рождения).
И Бродский и Барышников - российские художники, хотя Бродский был евреем, и Барышников - этнический русский. Барышников был воспитан в российской школе балета, и его первая аудитория была российской – те же самые люди, которые первыми прочитали Бродского. Бродский не любил балет, но он любил Барышникова. Он написал стихотворение для него:
“Пусть я – еврей, пускай ты – гой,
пусть профиль у тебя другой,
пускай рукой я не умею,
чего ты делаешь ногой..
Барышников “уловил” Бродского, не только, потому что они были близкими друзьями, не только, потому что они оба разделяли ту же самую культуру, но ещё и потому что Барышников знал, что изгнание - это не только физические трудности, переезды и потери, но и что оно вынуждает людей замолчать.
Смерть, которую Барышников так захватывающе и страшно играет на сцене, читая стихи Бродского, является, прежде всего, духовной смертью – смертью от молчания, смерть от неведения, смертью от обесценивания. Каждый иммигрант проходит через эту смерть и каждый иммигрант в этой аудитории, особенно те, кто не полагался на субтитры, немедленно понимал - о чем этот спектакль. Они не могли выразить это как Бродский или станцевать это как Барышников, но они знали.
Они также знали, почему они в этом зале. Бродский написал об этом в своём стихотворении, а Барышников станцевал эти строки для них:
“Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини. Это нужно теперь. Сохрани мою тень, сохрани. За твоею спиной умолкает в кустах беготня. Мне пора уходить. Ты останешься после меня. ”.
Anna Shternshis
Комментариев нет:
Отправить комментарий